Пошел бы Тимур на войну, если бы не август 2020?

Как мы делали этот проект

С первых дней полномасштабного военного вторжения России в Украину стали появляться новости о том, что беларусы и беларуски вступают в ряды Вооруженных сил Украины (далее — ВСУ). В интервью добровольцев прослеживались общие моменты: они признавались, что мало кто имел боевой опыт прежде, а также вспоминали о пережитом в 2020 году насилии. Многие рассказывали о том, как подверглись жестокому обращению и пыткам со стороны силовых структур. Начала прослеживаться взаимосвязь между их решением стать добровольцами и травмирующим опытом беларуских протестов.

12 августа 2020 года шестнадцатилетний Тимур Мицкевич был избит до такой степени, что врачам пришлось вводить его в искусственную кому. «Позже Тимур стал “подозреваемым” по уголовному делу. Мама Тимура умерла, а парень пропал из больницы. «Нашелся» он только в январе: оказалось, что парень тогда сбежал из Беларуси», — написала об этом журналистка Евгения Долгая.

После публикации о службе Тимура в добровольческом Полку им. К. Калиновского (далее — ПКК), защищающем территориальную целостность Украины, авторы проекта задались вопросом: «А пошёл бы Тимур на войну, если бы не август 2020?».

Приглашенный кризисный психолог (по соображениям безопасности анонимность сохранена) составил опросный лист для беларуских добровольцев. Вопросы из него помогли раскрыть интервьюируемых через их отношение к событиям до и после августа 2020 г., понять мотивы участия или неучастия в каждом из них, а также узнать, как они видят ближайшее будущее. Сами интервью проводил психотерапевт Демьян Попов, опросивший 15 добровольцев: 1 женщину и 14 мужчин. Только двое из них имели армейский опыт ранее. Имена собеседников также не публикуются по соображениям безопасности.

Последовательность вопросов можно представить в виде линейки с основными событиями последних лет:

В данном материале пойдёт речь о психологической травме. Американская ассоциация психологов объясняет ее как реакцию на «любой тревожный опыт, который приводит к значительному страху, беспомощности, диссоциации, замешательству или другим разрушительным чувствам, достаточно сильным, чтобы оказать длительное негативное влияние на отношение, поведение и другие аспекты функционирования человека». Такой опыт приносят природные и техногенные катастрофы, а также войны, пытки, акты терроризма, тяжёлые болезни, изнасилования и другие события, с которыми люди не сталкиваются постоянно.

Тем не менее, в материале не ставятся диагнозы. Потому что этот проект — не полноценное исследование психологической травмы, а рефлексия над ощущениями и чувствами последних трех лет, которые знакомы множеству беларусов, а еще — попытка задать нам всем правильные вопросы, ответы на которые приходят не сразу.

Результаты ответа на второй вопрос

Средний возраст добровольцев — 30 лет: то есть 8 из них родились после 1993 года и всю жизнь прожили при режиме Лукашенко. В докладе Международного комитета по расследованию пыток в Беларуси описывается контекст формирования режима Лукашенко и его репрессивной системы, которая в 2020-м года заработала в полную силу.

Троим собеседникам на момент интервью (конец 2022 — начало 2023) было не больше 25 лет. Двое из них в силу возраста не погружались в происходящее до 2020 года.

Третий заинтересовался происходящим в стране благодаря родителям, которые читали альтернативные источники информации, независимые СМИ. Со временем он стал заниматься активизмом.

Почти все вспоминают о несогласии с решениями государственного аппарата. Однако они редко могли выразить свою позицию или повлиять на эти решения. Поэтому, как и многие беларусы и беларуски, пытались приспосабливаться к происходящему. Двое интервьюируемых говорят, что почувствовали разочарование в активизме.

Люди придерживались правила: вы не трогаете нас, мы – вас. Две стороны будто договорились не обращать внимание друг на друга, жить в параллельных вселенных. Одна существовала при поддержке государства, требующего непререкаемой лояльности, вторая опиралась на другие ценности и развивалась вопреки действительности. Иногда они соприкасались и сотрудничали, но каждый занимался своим делом.

Правозащитники, оппозиционные политики и активисты говорили о пытках и жестоком обращении на протяжении многих лет, но власти игнорировали их. К примеру, про отношение к заключенным и условия содержания еще в 2008 году писал бывший политический заключенный Сергей Парсюкевич. Многое из его описания перекликается с современными беларускими реалиями, и не вызывает удивления, но 15 лет назад этот материал не попал в поле зрения широкой общественности.

Любой протест подавлялся силовыми методами, как, например, мирные акции против подтасовки результатов выборов 2006 и 2010 годов. По данным правозащитного центра «Весна», в обоих случаях около 700 человек были задержаны и осуждены. Эти акции были малоэффективны, как и протесты против интеграции Беларуси и России в 2019 году:

Всё изменилось 11 марта 2020 года, когда ВОЗ объявила о всемирной пандемии в связи с COVID-19. Мир был парализован от локдаунов, а беларусские власти отрицали проблему, предлагая абсурдные методы борьбы с ней. Вопрос «жизни и смерти» встал так остро, что люди взяли ответственность на себя. Кто-то шил защитные костюмы и маски для врачей, кто-то готовил еду для больниц, многие донатили в фонды помощи и, если была возможность, уходили на самоизоляцию. В тот период волонтерство достигло таких масштабов, что власти предпринимали попытки запретить медикам принимать помощь. Тогда люди впервые почувствовали свою силу и поняли, что могут как-то влиять на ситуацию.

Конец весны 2020 г. был теплым, и с ним пришло, возможно, обманчивое, но облегчение после напряженных первых месяцев года. Казалось, жизнь, хоть и медленно, но возвращается в привычное русло – на террасах кафе безопаснее, чем в помещениях, а выборы закончатся привычными «более 80 % за Лукашенко». Трое собеседников вспоминают, что не верили, будто выборы 2020 года пройдут как-то иначе. Остальные 12 опрошенных соглашаются, что всё происходящее сильно впечатлило.

События того времени выглядели кинематографично. Общество пыталось бороться с системой, выискивая в ней дыры. Люди становились в очереди, чтобы поставить подпись за кандидатов на участие в выборах, чтобы подать жалобу на очередное несоблюдение законов. Самых популярных претендентов в президенты – Виктора Бабарико и Сергея Тихановского – арестовывают, а Валерия Цепкало не регистрируют. Всё это вызвало негодование людей. Но надежда вернулась в момент объединения штабов Цепкало и Бабарико вокруг зарегистрированной кандидатки в президенты – Светланы Тихановской. Так начинается одна из самых активных и эмоциональных предвыборных гонок.

Три женщины – Мария Колесникова, Вероника Цепкало и Светлана Тихановская – собирали огромные митинги в городах Беларуси, люди впервые настолько открыто поддерживали оппозиционного политика. В это же время Лукашенко бросался сексистскими оскорблениями в адрес набирающей популярность Тихановской и ездил в рамках предвыборной агитации к военным и силовикам.

Люди носили на запястьи белые ленты, ставшие символом поддержки Светланы Тихановской, а независимые наблюдатели, которых часто не допускали даже во дворы избирательных участков, могли весь день простоять около забора с биноклем, пытаясь следить за ходом голосования. В те дни всем хотелось верить в то, что победа близко, ведь такое количество людей просто невозможно не заметить и не услышать. Но уже на первые акции протеста режим отвечал силой, хотя казалось, что это никого не пугало.

Результаты ответа на второй вопрос

Вечером 9 августа 2020 года и в последующие три дня уровень насилия достиг пика. И эту точку на линейке времени мы принимаем за первое травмирующее событие. Протест был мирным, но, несмотря на это, в городах Беларуси была применена чрезмерная сила и спецсредства. Людей обстреливали резиновыми пулями и светошумовыми гранатами, избивали во время задержаний.

Отделы милиции, изоляторы содержания правонарушителей и тюрьмы по всей республике превратились в пыточные. Интернет не работал, и новости о происходящем без VPN узнать было невозможно, как и узнать что-либо о человеке, который долго не выходит на связь.

После акции «женщин в белом» 12 августа градус насилия стал спадать, а уже 13 числа появились новости от тех, кого отпустили, и фотографии с избитыми, покалеченными людьми — и каждая повергала в ужас.

13 августа 2020 года беларуские правозащитные организации обратились к министру внутренних дел Юрию Караеву с требованием прекратить пытки, освободить задержанных и провести расследования случаев применения насилия к задержанным. Было опубликовано и обращение к спецдокладчику ООН с призывом вмешаться в ситуацию. Уже тогда правозащитники начали говорить о произошедшем как о преступлении против человечности — крайне тяжелом преступлении, достигающем международного уровня.

Виктория Федорова, юристка-международница и основательница Международного комитета по расследованию пыток в Беларуси, подчёркивает, что права человека закреплены основными международными договорами. В случае, когда нарушения этих прав становятся массовыми, широкомасштабными и систематическими, они могут достигать уровня международных преступлений. Что же касается беларуского контекста, можно говорить о преступлениях против человечности: многочисленные жертвы, невозбуждение уголовных дел по фактам пыток, а все события происходят с ведома и при участии государственных структур, одобряются на самом высоком уровне, о чем свидетельствуют комментарии в СМИ. Это же относится и к протестам — здесь речь идет о чрезмерном применении силы, что также является нарушением. И это подпадает под преступления против человечности, а в самых тяжелых случаях может трактоваться как попытка убийства людей. «На данном этапе у нас есть выводы из доклада Верховного комиссара ООН по правам человека о том, что те нарушения, которые происходят в Беларуси с 2020 года, могут достигать уровня преступления против человечности», — комментирует Виктория. С августа 2020 года правозащитниками ПЦ «Весна» и Международного комитета по расследованию пыток в Беларуси собрано около 3 300 свидетельств пыток и жестокого обращения.

Даже те, кто предполагали, что этот протест, как и предыдущие, будет подавлен с помощью силы, не были готовы к такому уровню насилия и жестокости. В эти дни стало известно и о смертях на протестах — Александр Тарайковский, Геннадий Шутов, Александр Вихор. События поствыборных дней ставили перед каждым вопрос: «Получится ли, как и раньше, не обращать внимание на происходящее?»

В этой точке 2020 года можно говорить о начале серьезной травматизации общества. На такие события любой человек, будь то участник, пострадавший или свидетель, реагирует эмоционально и совершенно по-разному. И любая из реакций — абсолютно нормальна. История человечества полна трагедий, войн и катастроф, поэтому психика научилась справляться с подобными событиями.

В течение месяца после травматических событий человек может проживать разные реакции: плакать, кричать, тревожиться, испытывать страх, может сбиться режим сна. Но все это будет оставаться в пределах нормальной реакции на ненормальную ситуацию. Демьян Попов, психотерапевт, проводивший интервью для этого проекта, поясняет, что в самой травме ничего плохого нет, она даже может стать ресурсом и точкой роста. Вопрос только в том, сможет ли человек с ней справиться и оставить в прошлом.

Упрощенную схему экологичного преодоления травмы можно описать так: человеку нужно позволить себе проявлять все приходящие в этот период реакции, эмоции и чувства, какими бы болезненными они ни были, дать себе время смириться с произошедшим и оставить эти события в прошлом, признавая наличие этого опыта и связанных с ним потерь в жизни. В первый месяц в попытках осмыслить произошедшее человек может задавать себе множество вопросов: «Как я могу жить в настолько небезопасном мире?», «Как я могу жить в мире, в котором в каких-то ситуациях я не могу практически ничего или могу очень мало?» Ответ на них, по сути, один: иногда случается что-то мне неподконтрольное, и если это произошло со мной, я справился, оставил в прошлом и приобрел опыт, хоть и нежеланный, но сделавший меня сильнее.

Если у человека не получается преодолеть травму, она может начать влиять на человека всю его жизнь. Могут развиться болезненные состояния, которые служат индикатором нашего внутреннего мира, чтобы показать, что человек не совсем справился с этим событием и, скорее всего, требуется помощь. Одно из самых частых расстройств после подобных событий — посттравматическое стрессовое расстройство (далее ПТСР). Его симптомами могут быть болезненные воспоминания о пережитом, флешбэки, нарушения сна, отстраненность от людей, апатия и избегание всего, что напоминает о травматичном событии. Согласно статистике, ПТСР развивается в 7,3% случаев среди людей, которые стали свидетелями насилия, в 32% — у пострадавших от физического насилия, в 49 % — у пострадавших от сексуализированного насилия. По словам Демьяна Попова, ПТСР развивается у тех, кто длительное время находятся в ситуации беспомощности — тогда с большой вероятностью будут последствия.

В поствыборные дни Окрестина — адрес комплекса мест заключения В Минске — стала нарицательным названием для мест, где происходило насилие, которое может приравниваться к преступлениям против человечности. В Бресте, Лиде, Гомеле, Пинске, Солигорске и многих других городах Беларуси были собственные «Окрестина». Там людей пытали: избивали, раздевали догола, они часто находились обездвиженными, в неудобных позах, их держали в переполненных душных камерах по несколько суток. Они не понимали происходящего с ними: почему они задержаны и особенно — почему проходят через всё это.

Помимо физических страданий, пытки сложно выдержать психологически. Сам их смысл в том, чтобы сломать человека, его волю, заставить подчиняться насильнику. В момент насилия человек может испытывать совершенно разные чувства: страх, страдание, шок, беспомощность, вину, стыд.

После перенесенного насилия восстановление может проходить тяжело, но механизм остается тем же — принять, прожить и интегрировать в себя произошедшее, оставив прошлое в прошлом. Прожить — значит прочувствовать и позволить эмоциям выйти. «Невозможно исцелить то, что не чувствуешь», — пишет в книге «Дар» Эдит Ева Эгер, психолог, пережившая Холокост. Нужно принять, что, возможно, прочувствовать это будет сложно, потому что случившееся настолько чудовищно, невообразимо и огромно, что для этого нет слов. Пережившие пытки и жестокое обращение могут впадать в зависимости от алкоголя, никотина и так далее, но даже это входит в рамку нормы, так как часто помогает справиться с болью.

По словам кризисного психолога, работавшего в рамках данного проекта, во время восстановления важным и целительным может быть поиск в том тяжелом моменте гнева или какого-то другого чувства, которое бы указывало на внутреннее сопротивление. «Это значит, что человек чувствует некую силу. В терапии с пострадавшими от насилия, — а пытки это высшая степень насилия, — важно постараться найти что-то, где они хоть как-то сопротивлялись. Если вообще этого нет, подойдет даже если внутри себя они как-то обзывали насильника — это тоже сопротивление. Позиция — тоже сопротивление».

Пытки тяжелы еще и тем, что способны подорвать основы доверия человека к другим людям. «Травма, связанная с насилием “человек-человек” переживается тяжелее, чем техногенные и природные катастрофы. Потому что люди — социальные животные, нам важно чувствовать причастность к обществу и то, что мы можем доверять людям. А переживший пытки испытал ужас от того, что один человек может сделать с другим. И, к сожалению, не редкость, когда у переживших пытки распадаются семьи, разрываются связи с близкими и друзьями», — добавляет кризисный психолог.

Восстановление после таких событий может занять много времени. Первый год может стать только первой частью проживания, во время которой человек проходит все стадии переживаний. Все индивидуально и зависит от множества факторов, таких как: предыдущий жизненный опыт, общее физическое и ментальное состояние, социальные связи. Роль других людей очень важна в такие моменты, так как риск формирования ПТСР гораздо ниже, если человека слушают, слышат и поддерживают: в семье и кругу друзей, в рабочей сфере, среди людей с похожим опытом, а также в обществе в целом.

Возможно, поэтому огромный марш 16 августа 2020 года был так важен для каждого. Пострадавшие увидели, что пережитый ужас не был принят обществом, что все эти дни их искали, за них боролись, что они не виноваты в произошедшем и не заслужили к себе подобного отношения, как бы им ни пытались внушить обратное. И особенно важно было увидеть, понять и прочувствовать то огромное количество людей во многих уголках Беларуси и особенно в Минске. Люди не остались наедине с гневом и болью, и от этого многим стало легче.

Результаты ответа на третий вопрос

Началось противостояние режима и людей, отказывающихся мириться с произошедшим: марши пенсионеров, людей с инвалидностью, студентов, субботние женские, а также большие воскресные марши, которые собирали большое количество людей. Они были относительно безопасными, а система издевательств для административных задержанных еще не была такой изощренной, какой стала уже в ноябре 2020 года.

В тот период было много запоминающихся моментов: водители в последнюю секунду уезжали от погони силовиков, Мария Колесникова порвала паспорт, когда ее силой пытались вывезти из Беларуси, а люди укрывали незнакомых им протестующих у себя в квартирах от избиений и задержаний.

Большие марши были подавлены в середине ноября 2020 года. Из-за растущего насилия со стороны силовиков уровень физической опасности для протестующих приближался к уровню августовских событий. Последний большой воскресный марш 15 ноября 2020 года был посвящен памяти Романа Бондаренко, избитого при задержании и погибшего от полученных травм. Городские марши переросли в районные, но вскоре были подавлены и они. В 2021 году протестная активность ушла с улиц и стала почти незаметной, а режим стал избавляться от любых признаков нелояльности. Под репрессии попадали все группы общества: от правозащитников, журналистов и активистов — до спортсменов, работников IT-сферы, бизнесменов, адвокатов и врачей.

Наказание следовало за любое, даже незначительное проявление несогласия с официальной позицией режима Лукашенко — комментарии в социальных сетях, подписки на СМИ, которые в Беларуси объявили экстремистскими, пожертвования в организации помощи, цветовое сочетание в одежде или интерьере, которое напоминает бело-красно-белый национальный флаг. Большинство уголовных дел связаны с протестной деятельностью: финансирование, участие в акциях, распространение протестной информации, отдельно можно выделить оскорбление или распространение информации о пропагандистах, силовиках, представителях режима и лично Лукашенко. Количество политических заключенных растет с каждым днем и, по данным правозащитного центра «Весна», на конец июля 2023 года их число превысило 1400 человек.

В этом временном отрезке можно говорить о комплексной травме: когда за определенный отрезок времени происходит много травмирующих событий и нет возможности это прекратить. Страдают как сами участники событий, так и свидетели — не важно, видят ли они происходящее лично или узнают из новостей. По словам кризисного психолога, работавшего над этим проектом, в классической психотерапии не принято работать с людьми находящимися в опасной ситуации, так как восстановление должно начинаться с чувства безопасности. Но пока у власти находится режим Лукашенко, многим беларусам и беларускам приходится справляться с полученными травмами при непрекращающемся потоке тяжелых событий и новостей.

Задержанные на судах рассказывали о пытках, часто побои даже видны, но игнорируются судьями и прокурорами. Имеются свидетельства, что в местах лишения свободы к политическим заключенным «особое» отношение: к тюремной форме пришиваются цветные бирки, им достается худшая работа и условия, им периодически отказывают в медицинской помощи. Под различными предлогами не дают встречаться с родными и адвокатами, не передают письма и посылки, ограничивают денежные переводы, периодически избивают, а также намного чаще, чем других заключенных, помещают в штрафной изолятор. В то же время административных задержанных по политическим мотивам помещают в переполненные камеры, в которых не хватает спальных мест и гигиенических принадлежностей. Им отказывают в медицинской помощи, что часто приводит к ухудшениям физического и психологического здоровья. Их не выводят на прогулки и не разрешают посещать душ, а за малейшее неповиновение и попытки отстаивать свои права следует наказание и еще большее ухудшение условий содержания. Задержанным могут продлевать сутки по надуманным обвинениям, и в подобных условиях люди находятся месяцами.

Протесты в Беларуси были подчеркнуто мирными. Даже несмотря на всю жестокость силовиков, отпор им практически не давали. С самого начала протестов 2020 года велись дискуссии, стоит продолжать в том же духе или нужно оказывать сопротивление. Среди опрошенных добровольцев только один человек сразу открыто призывал к более активным действиям.

От поддержки мирного протеста к идее активного сопротивления перешли пятеро интервьюируемых. Двое из них пережили пытки и жестокое отношение в разный период, начиная с августа 2020 года, еще один подвергся тяжелейшему насилию со стороны беларуских силовиков в первые поствыборные дни.

Начавшаяся в 2020 году волна эмиграции стремительно растет, так как люди убегают от репрессий и преследования. Организации гражданского общества, бизнес и СМИ вывозят сотрудников, чтобы те могли безопасно выполнять свою работу: в Беларуси делать это невозможно. Наличие «протестной» информации на компьютере, телефоне, других электронных носителях, может поставить под угрозу не только самого сотрудника, но и его коллег, клиентов.

Из 15 опрошенных добровольцев 10 рассказывают, что из-за репрессий и угрозы ареста им пришлось уехать из Беларуси: шестеро из них жили в Украине, четверо в других странах.

Некоторые из добровольцев рассказывают, что жизнь в эмиграции давалась тяжело, двое говорят о том, что было сложно понять, как строить жизнь дальше. С подобными проблемами сталкивается множество уехавших беларусов и беларусок. Многие меняют не одну страну пребывания, испытывают сложности в легализации и устройстве на работу. Но столкнувшийся с этими проблемами человек часто не имеет возможности на передышку и полноценное восстановление. Он не имеет права не выдержать эти испытания, так как возвращение в Беларусь будет стоить ему свободы, угрожать здоровью и даже жизни. Эмиграция — это всегда тяжело, а вынужденная эмиграция тем более. И подобный стресс не может не влиять на ментальное здоровье человека.

Состояние может усугубиться, если накладывается на предыдущие не до конца прожитые травмы. К тому же, несмотря на отъезд из страны, многие остаются в контексте беларуских новостей, которые, кажется, только и сообщают о задержаниях, насилии, социальных и экономических проблемах. Кто-то просто застревает между прошлым и настоящим, забыв, что, несмотря на ужас происходящего, важно продолжать жить.

В середине 2021 года происходят события, о которых говорит весь мир. О принудительной посадке самолета Ryanair в Минске, скандале с легкоатлеткой Кристиной Тимановской на летних Олимпийских играх в Токио, а также о миграционном кризисе на границе Беларуси и Европейского союза не услышать было невозможно.

Результаты ответов на четвёртый вопрос

В самом начале 2022 года разговоры о возможной войне велись постоянно. Планы строились, но с оговоркой «если не будет войны». Напряжение было сильным, но многие отмахивались даже от самой мысли. Но утро 24 февраля 2022 г. показало, что кажущийся безумным союз «если» может оказаться реальным.

Большим ударом для беларуского общества стало еще и то, что режим Лукашенко предоставил российской армии территорию Беларуси для осуществления вторжения в Украину. За мгновения был уничтожен образ беларусов и беларусок как людей, не поддерживающих никакие формы насилия, тем более военные действия. Казалось, этим образом неконфликтного, неагрессивного и абсолютно миролюбивого общества в Беларуси было пропитано все: от официальной повестки до произведений искусства. Он же поддерживался и на протестах в 2020 году.

На тот момент Украина была одной из главных стран, куда переезжали политические эмигранты. Многим, кто после отъезда из Беларуси остался жить в Украине, пришлось экстренно бежать во второй раз. Только опасность для жизни была во много раз выше. Но были и те, кто принял решение остаться.

Весной 2022 года Международный Комитет по расследованию пыток в Беларуси делал отчет о реакции беларуского общества на соучастие в российской агрессии против Украины. В Беларуси, несмотря на угрозу ареста, 27 февраля 2022 года люди вышли на первый с ноября 2020 года массовый протест. Одновременно люди стали активно присылать информацию о любой активности российской армии, к примеру, в «Беларускі Гаюн». За передачу информации независимым СМИ и телеграм-каналам люди получали уголовные сроки. Позже беларусы начали выводить из строя железнодорожные пути, чтобы осложнить передвижение российской военной техники. Во время одного из арестов «рельсовых партизан», как их назвали СМИ, им целенаправленно стреляли в коленные суставы, хотя они не оказывали сопротивления. После этого задержания в Беларуси была введена смертная казнь за «неоконченное преступление – покушение на совершение акта терроризма». Этим законом государство разрешило себе казнить людей за действия, которые лишь теоретически могли привести к трагическим последствиям и гибели людей, но на момент задержания ничего подобного не произошло.

Здесь начинается вторая серьёзная развилка последних лет. Вопрос теперь стоял иначе: «Какую сторону выбрать?» Предыдущий был скорее в плоскости: «Что делать?» С первого дня войны многие эмигрировавшие беларусы включились в волонтерскую деятельность для помощи Украине, несмотря на негатив в свой адрес.

Некоторые выбрали более радикальный путь — пойти в добровольцы. Хоть новости о беларусах, вступивших в ВСУ, в какой-то степени были ожидаемы, со временем их количество стремительно росло. Поражало, что это были люди без военного опыта, которые в Беларуси разными способами избегали обязательной службы в армии. Среди наших собеседников только у двоих был минимальный опыт в этой сфере.

Результаты ответов на пятый вопрос

Ответы на вопрос о мотивации не хочется вплетать в событийную канву. Цена такого решения для наших собеседников и всех беларуских добровольцев очень высокая, может стоить им здоровья и жизни. До падения режима Лукашенко им закрыт путь домой: согласно статье 361 часть 3 Уголовного кодекса РБ, максимальная ответственность за участие в вооруженном конфликте наказывается лишением свободы до 5 лет со штрафом или без, а вербовка, подготовка, финансирование или любое материальное обеспечение подобной деятельности — лишением свободы до 10 лет со штрафом или без. Режим преследует родственников добровольцев: у них проводятся обыски, их вызывают на допросы, на них давят и запугивают всеми доступными способами, арестовывают.

Для режима Лукашенко самая неприятная ситуация из возможных — это люди, получающие реальный боевой опыт и умеющие действовать в режиме войны, готовые, если понадобится, бороться с безымянными силовиками, привыкшими разгонять невооружённую толпу гражданских, почти не дающую отпора.

Возможно, поэтому слова наших собеседников очень конкретные и бескомпромиссные. В них много про Беларусь и чувство беспомощности, вызываемое происходящим там. Но в Украине все иначе, и можно дать отпор, потому что убегать бесполезно.

Часть собеседников говорит, что это решение видится им правильным и единственно верным. Это решение — единственный и самый быстрый путь домой.

Во время интервью у собеседников эмоций почти не было. Демьян Попов не отметил проблем с установлением контакта: «Потому что я понимаю, как это: не чувствую ужаса, я не чувствую чрезмерных эмоций. Поэтому многие из них говорили ровно. Тем более, большинство из них рассказывают об этом не первый раз. «Это часть жизни, я через это прошел», – каждый из них [добровольцев] говорит про это как про часть истории». По словам Демьяна, был лишь один собеседник, у которого во время беседы поднимались тяжелые эмоции и переживания. В период событий 9–12 августа 2020 г. он подвергся тяжелейшим пыткам со стороны беларуских силовиков. «Если говорить конкретно о нем, то всем произошедшим в Беларуси его прямо вышибло, очень жестко, из одной реальности в другую». Именно он назвал своим мотивом стать добровольцем чувство мести:

Демьян Попов добавляет, что притупление ощущений на войне — необходимый элемент, потому что иначе можно не справиться с переживаниями: «Это не про ожесточение и не про обесчувствование. Переживания становятся новым опытом — «я знаю, как это, да, я это чувствую, но чувствую по-другому». Человек берет этот опыт и становится сильнее. Это про ощущение, что тебя уже мало чем можно напугать. И у большинства людей, с которыми я разговаривал для интервью, мотивация это — мы сейчас получим боевой опыт и пойдем дальше. Опять же, ожесточение, цинизм и жестокость, если у человека они остаются уже после всех событий, это можно рассматривать как ПТСР. Если человек с этим не справился, дальше начинается деградация и разрушение личности».

Результаты ответов на шестой вопрос

«Это говорит о том, что степень неопределенности огромная. Она настолько большая, что строить картинку будущего, находясь в таких условиях, не реалистично. Но это абсолютно нормально», — объясняет психотерапевт Демьян Попов.

Кризисный психолог замечает, что это может говорить о более серьезных проблемах: «Человек может находиться в продолженном травматическом переживании. Травматическое переживание закрывает будущее, потому что травма — она будто вечное «здесь и сейчас», постоянно продолжается. Вероятно, им было важно рассказать об опыте 2020 года и последующих событиях. Иногда казалось, будто они в этом опыте продолжают находиться до сих пор».

Последний вопрос задумывался и как диагностический, и как терапевтический. В первом случае он позволяет увидеть, насколько человек может смотреть в будущее. А его терапевтическая функция заключается в том, что даже если человек не может найти ответа, то напомнить ему, что это возможно и будущее есть, несмотря на кошмар происходящего.

Велика вероятность, что часть собеседников решила не делиться личными планами и представлениями о будущем. Но в общении с пострадавшими от пыток и репрессий мы часто сталкиваемся с тем, насколько тяжелым бывает этот вопрос. Люди могут застрять в прошлом и начать выстраивать жизнь вокруг важного, но травмирующего события. С одной стороны, это может дать толчок к развитию, с другой – способно зациклить и привести к ухудшению состояния. Чтобы этого не произошло, клинический психолог советует найти точки безопасности, радости и осмысленности прямо сейчас. Необходимо создавать вокруг себя пространство, которое было бы про жизнь и радость. «Важно, чтобы было что-то свое, что можно не отдавать этому сумасшедшему дому», — говорит кризисный психолог.

Пятеро добровольцев на вопрос о мотивации говорили про обретение дееспособности. Насилие в августе 2020 года, как и последующие события, было про ее потерю. В поствыборные дни пострадавшие рассказывали о том, что одним из самых тяжелых испытаний было по несколько часов стоять или лежать в неудобных позах, что любая попытка пошевелиться могла наказываться ударами. Уже почти три года режим пытается посадить за решетку всех и за все, в надежде, что это беззаконие позволит им остаться у власти. У беларусов и беларусок в прямом и переносном смысле связаны руки, потому что ни один из ненасильственных рычагов давления не работает или работает не так эффективно, как хотелось бы. Скорее всего, поэтому большая часть собеседников говорит о вступлении в ряды добровольцев как о возможности прямого противостояния абсолютному злу. И это, исходя из ответов, и есть возвращение дееспособности. Хочется верить, что каждый из них, благодаря этому, вернет себе себя, не потеряв при этом человечность.